Возвращение Остапа Крымова - Страница 60

Пеленгасов просто не ожидал такого эффекта. Вначале это его радовало. Затем заставило задуматься. В конце начало тревожить. Жизнерадостный Крымов, занимая в банке номинальную должность управляющего делами, был центром и пересечением всех потоков людей, идей и денег. Пеленгасова при этом, казалось, никто всерьез не воспринимал. По негласному соглашению сторон Крымов рассчитывал на треть дохода от совместной деятельности. Когда банк тонул, то треть от нуля казалась Пеленгасову не такой уж большой суммой. Но когда у банка появились реальные активы, и они имели тенденцию роста, то этот процент стал просто возмущать банкира.

И Боря не выдержал. Как-то одной промозглой осенней ночью, напившись в одиночестве коньяку, Пеленгасов задумал плохое. Зная жизненную устойчивость Крымова, он наметил ряд ударов по нарастающей.

Вся практическая часть работы банка в то время велась, в основном, Крымовым. В том числе филигранная техника цивилизованного ухода от налогов, приносящая при больших оборотах хороший доход.

Неожиданно по фирмам, осуществляющим для банка щекотливые операции на грани фола, был нанесен молниеносный удар налоговиков. Причем на руках у них была откуда-то полученная секретная информация. Пеленгасов безжалостно обрубал ветви, питающие дерево банка живительными витаминами, а вместе с ними — и Крымова. Боря обвинил Остапа в утечке информации и выставил штрафы. Чтобы отстранить Крымова от реальной работы, Пеленгасов посадил ему на хвост милицию. Для этого он с помощью своих подручных организовал подкидку наркотиков на квартиру Крымова. Несмотря на всю примитивность и грубость этого номера, Пеленгасов пытался убедить Крымова, что это — происки врагов банка. Крымов, конечно, сразу же учуял, чьи эти происки, но было уже поздно. Дело по наркотикам начало развиваться по оплаченному Борей плану. Одной рукой Пеленгасов вытащил Крымова из СИЗО, другой — готовил новую санкцию прокурора. Денег для защиты у Остапа не было. Оставался один выход — быстро ретироваться из зоны огня. За две минуты до приезда машины с оперативниками Крымов успел запрыгнуть в такси. Вещи собрать не удалось. С последней пьянки у Леуса в кармане брюк Остапа завалялась смятая двадцатка баксов.

До Белгорода, браток, доедем за пару червонцев? — спросил Крымов.

Ни в коем случае, — безапелляционно заявил водитель. — Не меньше полтинника.

Идет, — сказал Остап. «Какая разница, — подумал он, — по приезде в Белгород он еще добавит мне свой червонец на дорожку. Через час беседы он будет любить меня, как родного. Придется дать ему несколько советов по жизни, которые с лихвой окупят его убыток»

И грязно-желтое такси, разбрызгивая непроходимые осенние лужи, унесло его по мрачным неосвещенным улицам, а затем — по унылым дорогам России далеко от этого города на расстояние в четыре года.

На следующее утро…

Старый мохнатый паук проснулся в мерзком настроении. После скверного сна болели челюсти, сосала селезенка, переполненный мешочек с ядом давил на трахею. Выбравшись на паутину позавтракать, он обнаружил засохшую несвежую муху. Окончательно осерчав, паук устроил заспанной жене разгон. Он вспомнил ей и несмазанную паутину, и грязь в норе, и разбросанные где ни попадя яйца, и ее маму, вечно голодную маразматическую старуху.

Какая муха тебя укусила с утра, старик? — огрызнулась паучиха, мало обращая внимание на крики мужа. — Ты чего взбеленился, стрекозел старый?

Услышав обрыдший скрипучий голос жены, он вспомнил причину плохого настроения и кошмарного сна. Вечером по радио передавали новости из Южной Америки. Очередная трагедия еще в одной семье каракуртов. После акта любви удовлетворенная самка съела своего возлюбленного. Каннибалке назначены штраф и общественное порицание. Услышав новости, паук брезгливо передернул плечами.

Нет, ты слыхала, старуха, опять жена сожрала своего любимого супруга.

Дык ведь, там же не сказывали, что супруг-то, — ответила паучиха, — может, любовник, или так, случайный ухажер приклеился.

Ну какая разница! — возмутился паук. — Сожрать живого паука?! Это же каннибализм!

Дык у них, у каракуртов, это норма. Аль сам не знаешь? — говорила жена, не отрываясь от вязания. — В енциклопедиях-то сам, поди, читал не раз. Как скончит мужичонка енто сладкое дело, так она, матушка, его хрясь и ешо потненького и горяченького мням-мням.

Паук вскочил с дивана и в возбуждении забегал по потолку.

Ну как можешь ты, глупая баба, спокойно про это говорить! Это варварство! Дикарство! Это животные необузданные инстинкты! Скажи мне, зачем это бессмысленное паукоедство? Что ей, жратвы мало было? Да каракурт своим укусом убивает лошадь. Паучиха закончила ряд и посмотрела на мужа.

Уж коли хочешь знать, может я ее, горемышную, как женщина и понимаю маленько. Может, она шибко любила паренька того незадачливого.

Паук в недоумении уставился на жену.

Чо ты вылупился на мене, как на дихлофос, — продолжила паучиха. — Тебе, мерину, женское сердце не понять. Может, та каракуртша хотела, чтоб только ейный оставался тот миленок. «Не доставайся, мол, никому», как у Островского. А может, тоже кобель был, вроде тебя, под чужие юбки заглядывал. Словом, дыму без огня не бывает. Хотя, я лично, как натура романтическая, думаю, это была роковая любовь. Ну не ради пропитания же. Какой с вас, трясунов, прок в плане еды. Один духман мочи да тухлятина. Тьфу!

Ну что ты мелешь, торговка ты малограмотная, — окончательно вышел из себя паук. — Разве такая любовь бывает? Это извращение, а не любовь.